ВОСПОМИНАНИЯ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСЕЕВА.
Источник - wwwrechlin.narod.ru
НАЧАЛО
Однажды я испытал чудовищное разочарование. Дело было в первом классе. На осенних каникулах нас повели в краеведческий музей, где я узнал, что во время войны немецкие войска не дошли до Липецка каких - то сорок километров. Нет! Я вовсе не желал зла родному городу! Но такое обстоятельство делало совершенно бессмысленными попытки найти старые гильзы и другое ржавое "эхо войны" в роще за нашим домом. Да тут еще Мамонтовская конница подкачала! Дойдя в девятнадцатом году до городской окраины, неожиданно повернула обратно. Вот тебе и раз, подумал тогда я, живу в городе, за всю историю которого не случилось ничего примечательного. Была правда одна, ну уж очень фантастическая легенда, но всему свое время... Единственным примечательным местом в нашем городе (как мне тогда казалось) был наш военный городок с его старыми казармами, заросшими корявыми яблонями спортплощадками и заброшенным стрельбищем. Когда - то, во время войны и первые послевоенные годы сразу за стрельбищем начинался военный аэродром (о том, что еще в в Первую Мировую войну на этом месте был ипподром, который использовали для испытаний сделанных по французской лицензии аэропланов "Моран - Ж", мы тогда естественно и предположить не могли). Но о том, что за самолеты дислоцировались на нем во время войны, тогда никто точно сказать не мог. Был аэродром и все тут. Не было какой-нибудь ясной истории и у военного городка. Однако среди его обитателей ходили упорные слухи о том, что старые дома на его территории строили немцы, а дом офицеров вообще когда-то принадлежал Герингу.
На дворе было начало восьмидесятых. Докопаться до истоков цикла германских мифов в городе, в который части вермахта так и не зашли, не представлялось возможным...
ЖИЗНЬ НАЛАЖИВАЕТСЯ
Поезд шел рывками. Мы пересекали Польшу. Отец вот уже несколько месяцев, служил в каком-то Рехлине. Вообще - то он мог бы попасть в совсем другой гарнизон. На выбор ему предложили либо Рехлин либо Цербст. Но мама сказала: на юге ГДР мы уже служили в "первую Германскую" (так она всегда называла первые несколько лет службы отца в Виттенберге), пора увидеть север. Север так север. Лично для меня Германия была просто фотографиями из альбома и байками - как мне тогда казалось - старшей сестры. И тут я испытал второе в моей жизни чудовищное разочарование - заграница оказалась местом не то, что веселым, а даже тоскливым. Бесконечная равнина, разделенная на узкие полоски. Дома с плоскими крышами. Вот тебе и Польша! Однако скоро жизнь начала налаживаться. В вагоне появились шустрые польские железнодорожники. Плетеные корзины, дефицитные тогда в Союзе кубики Рубика и первое эротическое впечатление пересекающих границу пионеров - пышногрудые блондинки на пакетах. (Мотнутся бы в то время с нынешними пакетами - достойная старость была бы обеспечена). За обсуждением увиденного прошел день. Наступила ночь. А утром я увидел первого немца. Несмотря на то, что когда мы выезжали из Москвы, была самая настоящая зима, с морозом и сугробами, здесь был туман. В клочьях тумана проступали силуэты домов как из сказок Андерсена - у них были острые красные крыши. И вдоль этих домов, по перрону, шел человек с батоном в руке. Это был черный хлеб. Несколькими днями позже, попав в магазин, я узнал, что в ГДР и черный и белый хлеб был одинаковой формы - сильно расплющенный батон с тремя или четырьмя насечками. А по вкусу он сильно уступал нашему. До сих пор не могу понять, почему именно этот человек и именно этот батон отпечатались в моей памяти. А следующим человеком, который отпечатался в моей памяти, в день первого приезда в ГДР, был отец. Он стоял на перроне Нойштрелица и у него были усы. Я тогда подумал - с этими усами папа похож на браконьера. А потом уже не помню, был то ли автобус, на котором лерцевских возили в школу, то ли ЗИЛ сто тридцать первый. Но точно могу сказать, что шел дождь. И что сквозь пелену дождя я увидел самолет, который выезжал из какой- то берлоги - слова "капонир" тогда еще не было в моем обиходе. Мы проезжали Лерц. А потом был Рехлин. С первого взгляда он показался мне чужим. Выгрузившись у КПП, первым делом я увидел серые пятиэтажные дома, а так как был бесснежный конец декабря, выглядело все довольно уныло. Да еще кочегарка с двумя ее трубами и этот доселе неизвестный запах. Это был запах угля. Поначалу он показался мне чужим. Потом я к нему привык, а потом, когда гулял по Рехлину зимними вечерами, он стал мне нравится. Но в первый мой день пребывания в ГДР я и представить не мог, что когда-нибудь буду по нему скучать.
Это случилось через несколько лет после нашего возвращения в Союз, когда я надел кирзовые сапоги. На полигоне под Тамбовом, где мы с однокашниками проходили курс молодого бойца, не было ни одной целой палатки. Не переставая, лили дожди. И ночью, когда ветер откидывал рваный полог, мы просыпались от холодного душа. Обмундирование не просыхало. Согреться не представлялось возможным ни днем, ни ночью. К тому же постоянно дико хотелось есть. И вот однажды, после возвращения с тактического поля, наш взвод проходил мимо какой - то хозяйственной постройки. Дым, который шел из ее трубы, из - за непогоды стелился по земле. И вот, в тот момент, когда мы проходили через шлейф этого дыма, я словно выпал из пространства и времени, и из этого неуютного враждебного места вернулся в свое детство. Это был запах угля. Запах Рехлина.
Папа привел нас в квартиру, в которой, как оказалось, не было ложек и вилок (для мужчины который питается в летно - технической столовой подобные приборы - пережиток). За первым ужином мы, в числе прочих, ели продукт, который выглядел как колбаса, но по вкусу казался скорее сыром. (У человека знавшего до этого, что кроме ливерной колбаса бывает вареной, салями могла вызвать только такие ассоциации). Еще помню, что в ванной плавала большая живая рыбина. А потом мы пошли в магазин. Шел дождь. Кроме освещенных окон почти нечего не было видно. Мы зашли в следующий за продуктовым магазин. Там спокойно себе висели джинсы. Мимо них проходили люди, которые были абсолютно спокойны!!! Все это не укладывалось в моей детской голове. Побывав на следующий день в продуктовом магазине, я испытал подобное ощущение. Недавно, глядя на павильон на остановке, подумал - а ведь здесь не меньше сортов пива, чем когда-то было в рехлинском магазине. Все течет, все изменяется...
На следующий день мама повела меня записывать в школу. Посмотрев мои сопроводительные документы, тогдашний директор - к своему стыду не помню не имени ни фамилии - заметил: в школе, из которой к нам приехал этот мальчик, не умеют оформлять документы. Потом это же скажут и о девяносто пятой школе. Ну, прямо как у Гришковца про дантиста - "посмотрите - ну кто так заделал этот зуб?" Потом помню, как пошел первый раз в рехлинскую школу, и огромные старшеклассницы, остановив меня на входе, поинтересовались - откуда я? Я, зная, что вообще то приехал из Липецка, откуда я сейчас, точно ответить не мог - слова Рехлин и Лерц поначалу давались мне с трудом. А потом, еще несколько месяцев, я не мог назвать гэдээровскую мелочь фенюшками и упрямо называл ее копейками. Зато слово филушки я освоил сразу. Наивный. Я сразу и не понял, что взрывспички в ГДР продают только в течение нескольких дней накануне католического Рождества. Думал, что здесь всегда такая веселуха! Но разочарования за этим не последовало. Вскоре я освоил такие источники для своих пиротехнических исследований, о которых в Липецке даже не мечтал. Не помню, с чего все это началось. Кто первым показал мне, что скрывают окружающие Рехлин леса. Но чувство восторга от бесконечной череды открытий осталось до сих пор.
Восьмое марта. Какого года - не помню. Рано утром я на своем велосипеде "Салют" отправляюсь в лес, нарвать маме букетик ольхи (обычно в качестве подарков к восьмому марта я покупал маме на сэкономленные от завтраков деньги вазочки в галантерейном магазине. Он был рядом со школой). Позади осталась санчасть, склады ГСМ, асфальтовая дорога повернула в сторону бомбосклада, потом налево. Дальше была развилка. По дороге направо можно было попасть на бомбосклад и стрельбище. Прямо - продолжить путь по асфальту. Налево попасть на свалку возле судоверфи. Еще одна дорога углублялась в лес. Она вела через укрепрайон (комплекс из земляных насыпей и железобетонных сооружений) на немецкий дикий пляж. Не доезжая до укрепрайона метров сто, я свернул направо - заметил ольху - и, пройдя несколько шагов, увидел среди подлеска какие-то ржавые кучи. Это были груды разорванных артиллерийских мин и не разорвавшихся зенитных снарядов. Об этом я даже не мечтал. Каюсь - рассудок дня сегодняшнего подсказывает мне, что это было опасно, но тогда!.. Сбылась мечта! Окружающий мир начал обретать смысл. Освоение окрестностей Рехлина наверное произвело на меня такое же впечатление, как на археологов открытие заброшенных городов в джунглях Юкатана. Кроме боеприпасов я нашел в этом лесу куски дюрали - обломки самолета и простреленную немецкую каску. А однажды, когда со своим школьным другом Лехой Королевым по осени поехали в укрепрайон за подберезовиками, поднявшись на холм, в который упирались все земляные насыпи, мы заметили еле заметную дорогу, уходившую направо. Замечу - день был пасмурный. Заехав в березовую рощу, мы нашли несколько грибов и наткнулись на ржавую кучу подобную выше описанной. И вот, выехав из этой рощи, мы увидели, что находимся у подножья холма, на вершине которого виднеются какие-то железобетонные руины. И в этот момент из туч вышло солнце и осветило поросшую жухлой травой макушку холма. До сих пор помню, с каким восторгом мы кинулись туда, побросав велосипеды! Это были развалины, какого-то купольного укрепления. На нем, среди ржавой арматуры, мы нашли вырезанную из листового железа звезду. Откуда взялась звезда на таком фундаментальном сооружении, построить которое могли только немцы, я до сих пор ума не приложу. Бункер опоясывала траншея, на дне которой мы нашли множество ржавых гильз. Не помню, почему именно, но время поджимало - я и Леха бегом добежали до ближайшей рощи и там увидели несколько огромных воронок (кучно - кратеры от бомб больших калибров). На дне одной из них - лафет от немецкой пушки. А ниже этого холма виднелись два заболоченных по краям озера. В общем, в тот момент я понял, что ощутили герои Жюля Верна, попав в страну Мепл Уайта.
И такие открытия за время моего пребывания в ГДР( кстати, именно так - "Воспоминания о моем пребывании в ГДР" - назывались фото альбомы, которые продавали в книжных магазинах) случались постоянно. За бомбоскладом дорога уходила в лес, и там начиналась танковая трасса. По ней можно было доехать до лесного озера. А, повернув направо, можно было попасть в немецкую деревню. Там по левую сторону от дороги находилась старая усадьба. Дом с парадной лестницей, а перед ним двор, окруженный конюшнями. Если я не ошибаюсь, в середине восьмидесятых там был дом престарелых. Ну, а поехав налево, тоже можно было попасть на лесное озеро. А по дороге туда заехать на ежевичные поляны и грибные места, а если постараться - увидеть на обочине несколько авиабомб.
Вы ни когда не пробовали вскрыть авиабомбу? Я сделал это, если не ошибаюсь, в седьмом классе. При помощи ножовки и куска гранита. Точнее сделал это не я один, а мы с Артуром. Артур приехал в Рехлин, когда я уже прожил там пару лет. С его приездом наши пиротехнические изыскания сразу же обрели смысл. В Союзе Артур занимался в кружке ракетомоделирования и потому смог объяснить нам, что порох это не только взрывчатка, но еще и горючее. И приступили мы к производству неуправляемых ракет. Бомбы, о которых говорилось выше, были необычными. Внутри полые. Корпуса бетонные. В центре, на арматуре, закреплен металлический цилиндр. Скорее всего они предназначались для разрушения укреплений. Чтобы добраться до него, мы разбивали корпус бомбы гранитной глыбой. Как выразился тогда Артур - старым дедовским способом. А потом ножовкой отпиливали основание цилиндра. Результатом усилий было желтый порошок, который мы называли пирогелью. Даже в яркий солнечный день, при горении, это вещество слепило глаза. На бумаге, в которое оно было упаковано, было слово "Нюрнберг" и дата производства - 1939 год. Через несколько дней, после того как нам удалось получить первую партию пирогели, по нашему следу пошли браконьеры. Оговорюсь, что корпуса ракет мы клеили из тетрадных листов, набивая полученные цилиндры горючей смесью. Так вот, вскоре после начала разработок этого источника топлива, мы заметили, что прямо рядом с очередной раскуроченной бомбой кто-то провел неудачные "испытания". На земле валялись несколько прогоревших "ракет", склеенных из тетради по геометрии за седьмой класс. Похитителями технологии и пирогели оказались пацаны из параллельного класса. Пришлось форсировать события. Срочно распиливать оставшиеся авиабомбы и забирать остатки взрывчатки. С точки зрения дня сегодняшнего детские эксперименты кажутся мне верхом неосмотрительности, но тогда...
Тогда было совсем другое дело. Неподалеку от выше описанного места, рядом с лесным озером, была грибная поляна, полностью перерытая воронками. В них - фрагменты авиабомб. Почему-то взрывчатка при взрыве сгорела в них не полностью. Если так можно выразиться, бомбы взрывались на-половину. И в неразорвавшихся половинках осталась черная взрывчатка. Пахла она дегтем, была похожа на смолу. Но все наши попытки использовать ее по прямому назначению не увенчались успехом (пробовали порох в качестве детонатора - не получилось) и не по назначению тоже. У меня хватило ума привести это вещество домой. И вот однажды подошел ко мне папа и сказал-попытался я просмолить сети твоим гудроном, но не получилось - он, когда застывает, крошится...
Наши пиротехнические эксперименты мы проводили в месте, которое называлось укрепрайоном. Что там было в действительности в годы войны - сказать трудно. Земляные, а точнее песчаные насыпи, здесь чередовались с непонятными сооружениями из железобетона. В общем, мы играли в ракетчиков на самом настоящем полигоне. Кстати, там было одно из двух стрельбищ. Другое находилось чуть ближе к Рехлину. Две земляные насыпи этого стрельбища упирались в наполненный песком капонир. Этот песок был буквально нашпигован пулями разных типов и калибров. С противоположной стороны в насыпи вкопаны две огромные бетонные плиты. А перед ними выложенная плиткой площадка. Тогда я не задумывался, для чего обычному стрельбищу такое фундаментальное оборудование. Сегодня позволю себе предположить, что это было не совсем обычное стрельбище, а площадка для пристрелки бортового авиационного оружия. (Возможно, этот объект связан с дислокацией в Рехлине в 1943 году так называемого Panzerjagdkommando, которое занималось испытаниями новых образцов вооружения для борьбы с танками. Из Рехлина это подразделение было переброшено в Крым. Любопытно, что именно в Рехлине в состав Panzerjagdkommando вошел Ханс-Ульрих Рудель - лучший пилот штурмовой авиации. На его счету 519 подбитых танков). Хотя это только предположение.
Так же до сих пор для меня остается неясным назначение другого объекта. Однажды вечером, возвращаясь на велосипедах из укрепрайона в Рехлин, мы заприметили в лесу, по правую сторону, еще одну насыпь. Она стояла особняком от других земляных сооружений и имела форму полумесяца. Насыпь окаймляла бетонную площадку, на которую по кругу заходили рельсы. Узкие. Как для вагонетки. Примечательно, что насыпь охватывала площадку, если так можно выразиться, со стороны материка - размыкалась она в сторону Мюрица. До озера от площадки было всего метров двести - триста. С внешней стороны из насыпи выступало кирпичное сооружение. В нем четыре оконных и четыре дверных проема. Внутри три или четыре спуска на нижний ярус, но все они были наглухо забиты колотым кирпичом. Увидев столь необычное сооружение, я первым делом подумал о немецких ракетах ФАУ - 1 и ФАУ - 2. Но о том, что в окрестностях Рехлина могли испытывать или производить ракеты ни тогда, ни сейчас я ничего не слышал. Но в одном до сих пор почти не сомневаюсь - этот объект имел какое - то отношение к немецкой реактивной программе. И если загадочное сооружение не было ракетным стартовым столом, то вполне могло быть стендом для испытания авиационных реактивных двигателей. Ведь в Рехлине проходили обкатку реактивные Ме-262. Хотя все-таки больше это место похоже на стартовую площадку. Недавно меня посетила шальная мысль. Да, главный немецкий ракетный полигон находился на Балтике, в Пенемюнде. Но ранее, когда немецкая ракетная программа только выделялась из реактивной программы люфтваффе и еще не была полностью самостоятельной, не могли ли построить одну из первых испытательных площадок для ракет именно рядом с авиационным испытательным центром? (Либо перенести сюда, после того как Пенемюнде разбомбили союзники).
В Рехлине я попробовал себя и в амплуа диггера. Правда, тогда такого слова я еще не знал. Зато возможности для погружения в местные недра были более чем предостаточные. Лес рядом с бомбоскладом рос прямо на грудах железобетона. Наверное, во время войны там был какой- то завод. Под некоторыми завалами были лазы, через которые мы спускались в подземные коммуникации. Честно сказать, первопроходцами я и мои друзья не были. На стенах тоннелей было множество надписей на не совсем литературном русском. Но самым интересным в этом лесу были огромные прямоугольные колодцы. К сожалению, все они были затоплены водой. Длинными палками нам удалось прощупать на их дне, какие - то предметы правильной формы. Когда кидали туда камни, со дна поднимались круги мазута. Фантазия рисовала затопленные станки или огромные, покрытые солидолом ящики. Что могли там спрятать перед приходом Советской армии? В качестве одного из возможных вариантов я тогда предложил "Янтарную комнату". Просто однажды во время купания на солдатском пляже мне попался маленький кусочек янтаря. Естественно ничего особенно удивительного в такой находке нет. От Рехлина до Балтийского моря рукой подать. Но дело в том, что именно в тот момент по телевидению и в газетах часто говорили об изысканиях Юлиана Семенова. В качестве мест, в которых могли находиться украденные сокровища, назывались европейские виллы и многочисленные немецкие военные объекты. Ну, я и подумал - главным гитлеровским мародером и накопителем трофейных ценностей был Геринг. (Об этом я узнал из фильма "Семнадцать мгновений весны" - из иллюстрированных мыслей Штирлица о Геринге как вероятном сепаратисте). И если предположить, что именно толстому Герману удалось хапнуть янтарную комнату - подумал тогда я, то надежно спрятать ее легче всего ему было на подконтрольной территории. Стоило мне только выдвинуть такое предположение, как на ум сразу же пришло множество доводов. Рехлин - Лерц один из главных аэродромов Германии. А значит фактическая вотчина Геринга. Сразу вспомнил про поместье, которое подковой окружал Северный Рехлин. Особняк, в центре этого поместья называли местной резиденцией Геринга. К тому же ходили слухи, будто гаштет в местечке Випперов (если я не путаю название) был когда-то любимым заведением толстого Германа, и якобы по пути в Рехлин он обязательно заезжал туда на кружку пива. Взрослые говорили, что немцы очень не любили, когда туда заглядывали русские. Правда, по малости лет, сам я проверить это утверждение не мог. (Однажды мы с одноклассниками прогуливались возле этого гаштета. Через дорогу от него было кладбище. Мы обратили внимание на могильную плиту из серого песчаника. Как сейчас помню, на ней было написано имя Вильгельм Брум и дата смерти - 1943. В центре плиты был высечен равносторонний латинский крест. Но равносторонним он был только при прямом взгляде. Стоило пройти несколько шагов, и оглянутся, как становились видны еще четыре луча. И это был уже не равносторонний крест, а фашистская свастика). Еще одним доводом в пользу рехлинского следа янтарной комнаты я тогда счел многочисленные затопленные водой подземные сооружения. Чего стоил хотя бы один командный пункт Геринга в Лерце, с легендами о том, что под ним скрыты то ли три, то ли пять затопленных водой этажей. В общем, чтобы проверить наши догадки, мы решили достать содержимое затопленных бетонных колодцев возле бомбосклада. Раздобыли стропу. Из толстой стальной проволоки сделали крюк и опустили получившуюся кошку в мутную воду. Как и следовало ожидать крюк оказался недостаточно прочным и попытка разгадать одну из тайн Третьего рейха провалилась. Хотя кое-что все таки попало нам в руки.
Но случилось это не в лесу, а в самом Рехлине. Думаю все хорошо помнят, что городок состоял из двух частей. Той, где жило гражданское население и той, где находились казармы. От пятиэтажек и кочегарки к казармам через заросли тростника вела насыпь. Свернув с насыпи в рощу, которую почему-то называли леском (как там по весне цвели каштаны!) можно было пройти к санчасти, прямо - выйти к солдатской бане и дальше к складам, где выдавали паек - сметану и другой натурпродукт. В центре этой части Рехлина был то ли заброшенный сквер, то ли облагороженный пустырь, который с трех сторон окружали казармы, спортзал, очень красивое здание солдатской столовой, а с четвертой - одноэтажный продуктовый склад. Так вот, сзади этого склада был выступ, напоминающий церковную абсиду. Уже в послевоенное время его окна были заложены изнутри силикатным кирпичом, а с внешней стороны окон осталась старинная решетка. Когда-то в ней были вставлены стекла. Просунув руку через решетку и опустив палку между старой и новой стеной, можно было вытащить обрывки бумаг довоенного и военного времени. Скорее всего, это здание имело какое - то отношение к немецкой медицинской службе. Трудно предположить, что в такой постройке мог располагаться лазарет, а вот медицинский архив вполне. Среди бумаг были списки медикаментов, зубные карты, чья - то медицинская книжка, часть книги об архитектуре и если не ошибаюсь, фрагмент памятного календаря шестого авиаокруга "Luftkreis 6 = Tagesbefehl" (Не уверен, что воспроизвел точно - оригинал выполнен готическим шрифтом). В первых абзацах речь идет о событиях ноября 1914 и ноября 1918 - скорее всего о событиях на крейсере "Кениг". На документе стоит штамп с датой - 5 ноября 1936, а на просвет виден водяной знак ESS SVAP+ (дальше обрыв календаря). В общем, очень необычный календарь.
Примечательно, что таинственным в Рехлине было не только прошлое, но и настоящее. Все наверное помнят, что термин "глухонемые" обозначал там совсем не то, что в Союзе... Однажды в нашем классе прибыло народу. Кроме автобуса из Лерца в школу стали привозить детей из-за Мюрица. Многие тогда впервые услышали слово Варен. У нас Варенских была как минимум треть класса. И самое удивительное, что, проучившись вместе с ними несколько лет, мы до самого расставания так и не узнали, в каком роду войск служили их отцы. Погоны черные. Петлицы артиллерийские. Их духовой оркестр всегда приезжал в Рехлин на первое сентября. Когда однажды наш класс поехал на экскурсию в Лерц на полеты, мы, гордые за нашу часть, поинтересовались у варенских - а у вас там какое вооружение? Славик Нестеренко тогда ответил - так, лопаты там всякие. Истина открылась в январе восемьдесят седьмого, когда по телевизору показали встречу Горбачева и Рейгана в Рейкьявике. После подписания ими договора о сокращении ракет средней и малой дальности берега Мюрица оказались в центре внимания мировой прессы. Оказалось, что в Варене дислоцировалось целое ракетное соединение.
Да, в Рехлине удивительное всегда было рядом! Для этого не надо было даже выходить из школы. Чего стоила хотя бы наша школа. Как бы сейчас сказали - настоящий Хогвартс! Самым манящим место в нашей школе был чердак. Наверное, именно такие, высоченные чердаки, как в 95 школе, бывают в средневековых замках. Но вот незадача - лестница на этот чердак вела через учительскую. Случай попасть туда, представился только тогда, когда на уроке труда мы ремонтировали мебель и нас послали за спинками от старых стульев. Поднявшись по винтовой лестнице из учительской, мы оказались, как нам поначалу показалось, в абсолютной темноте. Когда глаза постепенно привыкли к мраку, первое, что мы увидели, был сидящий на старых стульях, окутанный паутиной скелет. Приглядевшись, мы поняли, что это пластмассовый атрибут кабинета биологии. Но в первые мгновения... Дальше была многопролетная деревянная лестница, ведущая под конек крыши. Взобравшись по ней, я с одноклассниками оказался в башенке, которая возвышалась над школой. Думаю, многие ее помнят. На ней еще были остатки циферблата. От открывшегося вида у нас захватило дух. Рехлин был как на ладони! Верхушки огромных елей, которые росли в сквере перед школой, были на уровне наших глаз. От такой красоты сразу захотелось, что-нибудь совершить. Например - плюнуть вниз. Что мы и сделали. А потом кто-то предложил покидать спинками и ножками от стульев, которые все еще находились у нас в руках, в трубу, стоявшую в школьном дворе. На ней были какие - то надписи, сделанные нашими предшественниками, и мы поспорили - кто первым попадет в буквы. Деревяшки полетели вниз. Раздался звон разбитых стекол. (Это были стекла кабинета, выходившего окнами прямо на эту трубу, поверьте - чистая случайность, у нас не было злого умысла. Просто мы не смогли рассчитать траекторию полета наших метательных снарядов). Не дожидаясь пока победителя в этом соревновании определят учителя, мы спешно ретировались вниз. К нашему счастью, ни когда мы поднимались на чердак, ни когда мы спускались обратно, в учительской никого не было. В школе так никто и не понял, как из пустого школьного двора в окна могли влететь ножки от стульев...
Несмотря на все прелести рехлинской жизни, первые два - три года жизни на берегах Мюрица я сильно скучал по Липецку. Точнее по нашему военному городку. Но потом прошло. По мере приближения к дембелю (так там называли замену в Союз) отпустило. Поняв, наверное, что встреча с Родиной вещь неизбежная, я перестал скучать по ней, но это случилось слишком поздно. Оказалось, что пять лет это не так уж много. Пришло время собирать контейнер... Зил 131 -й выехал за КПП. Солдатский клуб. Пятиэтажки. А кругом счастливчики, замена которых еще не подошла. Рехлин. Теперь он будет только сниться...
УДИВИТЕЛЬНОЕ РЯДОМ
Попадая во сне в Рехлин, я всегда оказываюсь в том месте, где когда - то находился мой дом. Пятиэтажка номер сто шесть. Мы жили на втором этаже. Перед окнами был тыловой фасад солдатского клуба, а около подъезда росла великолепная лиственница. Во сне я почему -то точно знаю, что мое время пребывание здесь ограничено. И поэтому спешу побывать сразу везде - успеть добежать до мостков, до солдатского пляжа, на старое стрельбище, но никогда не успеваю и просыпаюсь с чувством глубокого разочарования. Со временем даже стало казаться, что Рехлин это просто мимолетное воспоминание. Однако так мне только казалось.
Осенью 2002 я получил редакционное задание - сделать пилотный выпуск новой передачи. По жанру это должно быть расследование, какого-нибудь интересного и малоизвестного факта из истории Липецка. Надо так надо. Тем более что один такой факт в истории Липецка точно был. К тому времени я уже знал, как Геринг стал героем местного фольклора. Сам он здесь никогда не был (хотя, как показывает мой личный опыт - никогда не говори никогда), но поводов для разговоров о нем у местной истории оказалось предостаточно. Удивительно, но сегодня уже и не могу припомнить, как и от кого, я впервые услышал, что с 1923 по 1933 год в Липецке учились немецкие летчики. Получилось так, что начале двадцать первого века этот факт уже мало кого удивлял. Еще лет двадцать назад, в середине восьмидесятых в это просто невозможно было поверить. А уже в девяностые, пресыщенные сенсациями граждане, просто никак не отреагировали на очередной скелет в шкафу отечественной истории. Впрочем, как и я. Но одно дело знать о чем-то в общих чертах и совсем другое вникнуть в детали.
"Ганс Иогансон. 1898 года рождения. Уроженец Берлина. Поклонник фашистских идей, сторонник Гинденбурга. По характеру недостаточно сильной воли, но энергичный, сговорчивый. В личной жизни его первое место занимали женщины, комфорт, выпивка (часто до бессознания)". Передо мной, на столе областного архива, лежала старая папка - выборка из агентурного дела липецкого городского отдела ОГПУ "Летчики". С 25 по 33 год липецкие чекисты разрабатывали персонал немецкой авиашколы и исследовательской станции "Вифупаст". Листая пожелтевшие страницы, я уже знал, что в Липецке вставали на крыло такие ассы как Блюмендаат, Макрацки, Фосс, Теецман, Блюм и Рессинг. Что здесь будущий создатель первой ночной истребительной эскадры Люфтваффе Вольфганг Фальк познакомился с Ханнесом Траутлофтом, Гюнтером Радушем, Ральфом фон Реттбергом и Эккехардом Хефтером. (Очень примечательная компания - один совершил первую победу в составе люфтваффе, другой стал первой боевой потерей немецких ВВС, третий - асс Лютцов (108 побед из них 85 на Восточном фронте) примкнул к заговорщикам, выступившим против Гитлера, и прошел через гестапо). Что над окрестными полями оттачивал технику пилотирования один из лучших пилотов немецкой штурмовой авиации Хубертус Хичхольд. (По признанию англичан, он мог выполнить "прекрасную работу с теми ограниченными силами, которые были в его распоряжении"). Уже не было секретом, что в течение десяти лет Липецк был немецким испытательным центром - здесь обкатывали прототип печально известного "лаптежника" Ю - 87 Junkers K47, отрабатывали методику распыления с самолетов отравляющих веществ, а еще, в 1929 году, испытали ракетный двигатель, установив его на планер. Но, все эти сведения не могли сравниться с деталями повседневной жизни авиашколы, которые хранили агентурные донесения из дела "Летчики" : "Клесс через работавшую агентуру по отделу "Летчики" пытался добыть данные о настроениях Красной Армии, интересовался наличием контрреволюционных организаций и групп в СССР. В феврале 1933 пригласил к себе после работы на чашку чая бывшего источника "Авизо" и во время чая обрабатывал его. При этой обработке Клесс показал свое фашистское лицо, без всяких маскировок и, не скрывая, что является убежденным приверженцем Гитлера. Разными путями старался разоблачать агентуру ГПУ". А в аналитической записке за 1930 год обращалось внимание на такие детали, как отказ жены одного из руководителей школы от найма русской прислуги на следующий год. А также - решение жены другого немецкого спеца не покупать новые занавески и возвращение немецкого доктора из отпуска без его любимой охотничьей собаки - он ее оставил в Германии. Из всего этого чекисты делали вывод, что немцы собираются свернуть свое присутствие в России. (В реальности это произошло на три года позже). Все это конечно было очень интересно, но не было того, что я в глубине желал найти в этих бумагах - связи с Рехлином. В отношении "железа" проблем не было. Например, Не-50 был принят на вооружение в 1933 году после показа в Рехлине и испытаний в Липецке. Это было известно и без агентурного дела. Но в пожелтевшей папке меня, прежде всего, интересовали люди. Я был уверен в двух вещах. В том, что за время пребывания Липецке многих сотен (а может и тысяч) немцев некоторых из них обязательно должна была завербовать наша разведка - реальный "штандартенфюрер Штирлиц" случаем не из этих? (Один из знатоков истории авиашколы как-то произнес, говоря на эту весьма скользкую тему слово "шоколадницы", но пояснять, что именно означает этот термин, не стал. Признаюсь честно - в моем фильме эта мысль так и не прозвучала, ибо, как сказал тот же человек, "О проваленных операциях - никогда. Об успешных - тем более"). И в том, что Липецк был временным приемником Рехлина - с начала двадцатых по начало тридцатых здесь проводились приостановленные в Германии испытания боевой авиации. (По Версальскому договору Германии запрещалось проектировать и строить боевые самолеты, но немцы нашли способ обойти этот запрет). Но люди... Я знал, что в Липецк должны были приезжать летчики-испытатели из Рехлина, и часть питомцев липецкой авиашколы обязательно должна были пройти через Рехлин. Но об этом ничего не говорилось. О том, что бывший сотрудник авиашколы был в конце тридцатых годов ликвидирован в Испании как шпион, засланный гестапо в интернациональную бригаду и о том, что бывшая секретарша начальника авиашколы Эльза Карловна Кох после Липецка работала секретарем германского военного атташе в Москве, после чего курировала немецкую агентурную сеть в Иране, а затем и в Японии говорилось, но о связях конкретных людей с Рехлином - ничего. Обидно было. Блин.
Выглядел он чуть старше меня. Тоже журналист. Берлинец. Сносно говорил по-русски. (К своему стыду я по немецки - ни бум-бум). В сентябре 2005-го Хеннинг Зитц приехал в Липецк на конференцию "Липецкая школа немецких военных летчиков. К истории советско - германских отношений в 1925 - 1933 гг". За полгода до этого профессор Александр Иванович Борозняк сделал мне предложение, от которого я поначалу хотел отказаться, - сделать мой фильм - "Колыбель люфтваффе" одним из пунктов конференции. "Это же не монография, а работа, предназначенная для не искушенного в исторических нюансах зрителя" - пытался возразить я. "Но это единственная телевизионная работа, рассказывающая о липецкой авиашколе. А значит, в любом случае смысл в ее показе есть" - настаивал профессор. Ну, есть, так есть - рассудил я, в любом случае узнать мнение о фильме другой стороны будет интересно. Так я стал участником конференции, на которую приехал Хеннинг. Оказалось, что он работает над книгой воспоминаний немецких летчиков о времени, проведенном в Липецке. Журналист собрал богатейшую коллекцию фотографий из семейных альбомов бывших курсантов, а потому знал многих фигурантов агентурного дела "Летчики" в лицо. Я же, работая над фильмом, использовал фотографию, на которой шесть немецких летчиков стояли в ряд на фоне одного из зданий авиашколы. Было очень интересно узнать, кто изображен на этом снимке, но в агентурном деле об этом ничего не говорилось. И вот, во время перерыва, мы с Хеннингом оказались возле стенда, на котором были размещены архивные материалы, а среди них и упомянутая фотография. Внимательно посмотрев на нее, Зитц начал рассказывать: "Это Густав Больман. Он погиб в Липецке в авиакатастрофе в 1932 году. А это его командир - начальник летного отделения Липецкой авиашколы Вольфрам Дик. Очень примечательная личность. Записи о нем встречаются в воспоминаниях многих пилотов люфтваффе. Но в 32 - м его летная карьера тоже оборвалась. Дело в том, что на зиму и осень большинство немецких летчиков уезжали в Германию. Но исследования новых образцов техники на это время не прекращались. Испытания, не требующие особой конспирации, проводились на немецком техническом полигоне Рехлин. Так вот, в ноябре 32 - го, совершая испытательный полет на рехлинском аэродроме, Вольфрам Дик попал в аварию. Выжил, но почти полностью лишился зрения. Его списали с летной работы, и он продолжил службу в Рехлине уже на штабной должности. Во время аварии, к тому же он перенес сильнейший стресс, результатом которого возможно и стало тяжелое заболевание, от которого он скончался в Рехлине то ли в сороковом, то ли в сорок первом году".
Вот тебе и раз. Открывая для себя Рехлин в 84 году, я и представить себе не мог, что поездки по маршруту Липецк - Рехлин - Липецк были регулярным еще шестьдесят лет назад. И разумеется, не мог даже предполагать, что уехавшие из Липецка летчики так же хранили в своих альбомах фотографии города своей молодости, как бывшие ГСВГшники десятилетия спустя, будут хранить свои "воспоминания о пребывании в ГДР". При подготовке фильма мне довелось брать интервью у научного сотрудника Липецкого педагогического университета Александра Григорова. В 96 году он был в командировке в Кельне, и там, в доме престарелых, нашел бывшего липецкого курсанта Карла Бема Тотельбаха. (Будете пересматривать акт подписания капитуляции в Карлсхорсте, обратите внимание на подполковника люфтваффе по левую руку от Кейтеля - это он). И вот как Александр Григоров описал эту встречу: "Гости в этом заведении не частые, а еще и такой гость из России. Заходим в столовую - он меня сразу решил накормить - и говорит, его патетическая фраза звучит на всю столовую : "Вот мой русский друг". Говорит - естественно я подзабыл язык, но говорит такие слова как - чай, девушки, пожалуйста, спасибо, то есть он произносит и с таким явным удовольствием, то есть на лице читалось, что дед действительно вспоминает то, что было 70 лет назад".
Чай, девушки, фенюшки, филушки - ничто не ново под луной. Даже очень далекое иногда оказывается очень близким. Удивительное - совсем рядом. А история имеет обыкновение повторяться. Кто знает, может лет пятьдесят спустя после вывода наших войск из Германии, какой- нибудь немецкий историк будет собирать фотографии из альбомов "Воспоминания о моем пребывании в ГДР" и записывать воспоминания стариков, чье детство и юность прошли в существовавшей когда - то стране.
Отредактировано Андрей (01-08-07 18:52:09)