Я служил в ГСВГ с сентября 1976 года по март 1981 года в военной прокуратуре 2-й танковой армии на прокурорско–следственном участке в 21–й мотострелковой дивизии в городе Перлеберге. Помимо частей, которые располагались в городке Перлеберг, в сферу моей ответственности входили также части дивизии, которые размещались в городах Людвигслуст, Техентин, Пархим, Хагенов и Ратенов.
Отношения военнослужащих Советских войск, дислоцирующихся на территории Восточной Германии, с представителями немецкой власти, правоохранительных органов, воинских частей ГДР я бы охарактеризовал так: за послевоенные годы в ГДР уже выросло новое поколение, воспитанное в духе преданности идеалам строительства социализма, и они строили его! А рядом с ними находились наши советские люди – военнослужащие ГСВГ, воспитанные на тех же жизненных принципах и задачах – построить социализм и даже коммунизм! И граждане ГДР, и прежде всего представители власти этой страны, понимали, что мы не просто пассивно находимся рядом с ними, не просто идём с ними рука об руку, поддерживая их строй экономически! Они сознавали и всегда помнили, что мы, военнослужащие ГСВГ, в случае открытой интервенции капиталистических стран встанем на защиту ГДР, а в то время по силе и мощи нашим войскам равных не было!
Этим объясняются сложившиеся и многие годы действовавшие отношения доверительности, порядочности и уважения со стороны представителей власти, командования воинских частей ГДР по отношению к нашим военнослужащим. Одним из способов укрепления добрососедских отношений были дружеские встречи представителей командования войск ГДР и ГСВГ. В частности, командование 21 МСД периодически встречалось за праздничным столом с командованием дислоцирующегося возле города Перлеберга училища пограничных войск ГДР.
На одной из таких встреч немецкий генерал – начальник пограничного училища попросил командира дивизии обсудить с ним наедине важный вопрос. Он рассказал, что преподаватели училища имеют свои дачные домики в дачном кооперативе. Каждый из них оборудовал и обставил свой домик по- своему и использует для отдыха в свободное от службы время. Так, на стенах развешены добытые охотничьи трофеи, чучела, рога животных, картины, фотографии, ковры, имеются телевизоры, радиоприёмники, фотоаппараты, завоёванные на соревнованиях призы, вымпелы, холодильники с продуктами, спиртные напитки, одежда, обувь, в том числе предметы охотничьего снаряжения, изготовленные по специальным заказам охотничьи ножи.
Генерал заметил, что комдив теряет терпение и проявляет недовольство тем, что его отлучили от накрытого праздничного стола, прекратил рассказывать о содержимом дачных домиков и перешёл прямо к делу. Он сообщил, что с недавнего времени к нему стали обращаться его подчинённые с жалобами на то, что неизвестные преступники по ночам взламывают дачные домики, проникают в них, учиняют в них погром, похищают имущество. Комдив тут же отреагировал, выразив недоумение, почему генерал – пограничник обращается по этому поводу к нему и посоветовал обратиться в полицию. Генерал подтвердил, что у него такое же мнение, и в полицию они уже обратились. На местах происшествий полицейскими зафиксированы следы сапог, характерные по рисунку подошвы для сапог, носимых солдатами Советской Армии. Комдив встал в глухую защиту, заявив, что такие сапоги мог одеть кто угодно, в том числе и граждане ГДР, и это ещё не доказательство тому, что к этим действиям причастны советские военнослужащие.
И тогда генерал в подтверждение своей версии привёл последний довод. Он сказал, что действия преступников отличаются такой особой дерзостью, на которую граждане ГДР просто не способны – после совершения разгрома и кражи преступники на самом видном месте – на столе садятся и гадят, оставляя после себя разорённые и загаженные помещения. С учётом всего этого, сказал генерал, он и его подчинённые считают, что к этому причастны советские военнослужащие. Генерал объяснил, что его подчинённые, являясь членами охотничьего коллектива, имеют охотничье огнестрельное оружие, выражают намерение устроить засады с целью защитить своё имущество от разгрома и краж, задержать преступников вплоть до применения по ним огнестрельного оружия, и дело примет нехорошую окраску, если при задержании преступников на дачах пограничниками ГДР будут ранены или убиты советские военнослужащие. А если ещё про это узнают и напишут информационные агентства западных стран (а в городе Перлеберге у каждой третьей семьи в ФРГ имеются родственники ), то вообще поднимется международный скандал, и последствия его предсказать не берётся никто!
Изложив всё это, немецкий генерал попросил комдива принять все меры к тому, чтобы этого не произошло, чтобы действия преступников были пресечены, а он, в свою очередь, будет сдерживать своих подчинённых и примет все меры для того, чтобы не допустить применения ими огнестрельного охотничьего оружия из засад.
Комдив, хотя и не признал причастности к преступным действиям советских военнослужащих, но изложенная генералом возможная перспектива развития событий его озадачила и подтолкнула к немедленным и решительным действиям.
Буквально на следующий день он собрал у себя в кабинете начальника штаба дивизии, своих заместителей, начальника разведки и изложил ситуацию. В своём узком кругу этот военный совет склонился к версии, что действительно, по характеру действий погромы и кражи – похоже, дело рук наших военнослужащих, но как их выявить и задержать? Органы военной прокуратуры в известность решили не ставить, так как это повлекло бы постановку на учёт за дивизией преступлений, а это ухудшило бы показатели состояния воинской дисциплины. Желая стимулировать подчинённых к активным действиям, комдив напомнил собравшимся, что некоторые из них окончили военные академии, получили знания для руководства и проведения боевых операций с участием тысяч военнослужащих, различных родов войск, а поэтому потребовал от них к следующему дню продумать, подготовить и доложить конкретный план действий с расчетом привлекаемых сил, средств, места, времени проведения операции и назначить ответственных исполнителей.
Сказано – сделано! На следующий день в назначенное время в кабинете комдива собрались все участники предыдущего совещания, и начальник штаба дивизии, разложив на столе карту местности, согласно всем правилам военного искусства доложил, что проведенной рекогносцировкой местности, на которой располагаются домики дачного кооператива пограничного училища, выявлены пути возможного проникновения преступников в этот посёлок, пути возможного их бегства. С учётом этого определены места и количество устраиваемых засад, необходимое количество привлекаемых для этого военнослужащих, их одежда и питание. Для проводимой операции решено было привлечь ограниченный контингент военнослужащих - разведчиков. Поскольку неизвестно из какого подразделения преступники, чтобы информация о проводимых мероприятиях по их задержанию не просочилась, привлекаемых к операции разведчиков на время операции отселили в отдельное помещение, прекратив им общение с внешним миром. Штатным оружием разведчиков решили не вооружать, поэтому в группу захвата были отобраны наиболее физически сильные, выносливые, владеющие приёмами рукопашного боя, приёмами захвата «языка». При инструктаже было объявлено, что участникам группы, давшим результат ( задержавшим преступника ) будет предоставлен отпуск с выездом на Родину.
И операция началась! Прошло несколько дней. Разведчики, лишь только темнело, скрытно занимали места в засадах, до боли в глазах вглядывались в темноту, вслушивались в ночные шорохи, но преступники не появлялись. Уже генерал-пограничник, связавшись с комдивом по телефону, обеспокоенно интересовался, принимаются ли меры по задержанию преступников, так как его подчинённые, не заметив каких-либо действий, предположили, что русские забыли о возможном возобновления краж и о данном обещании задержать преступников. Комдив, сам родом из донских казаков, молодцеватый и лихой, после этого звонка остался доволен – значит служба в засадах организована правильно, применяемая маскировка скрытность обеспечивает, если даже заинтересованные в этом вопросе немецкие пограничники не смогли обнаружить разведчиков. В то же время, он беззаветно верил в своих людей, в то, что, даже будучи безоружными, действуя в кромешной темноте, они смогут задержать и обезвредить преступников, поэтому, успокаивая генерала, сказал, что все меры приняты и лаконично добавил: «Придут – не уйдут!»
А в это время дивизия жила своей жизнью: учебные тревоги, стрельбы, обслуживание, эксплуатация и ремонт техники, обеспечение военнослужащих всеми видами довольствия, несение службы в караулах с оружием и боеприпасами, ежедневное передвижение десятков автомобилей и единиц бронетехники, соблюдение при этом техники безопасности для людей и инструкций по эксплуатации самой техники, переписка с вышестоящими инстанциями, доклады, донесения, рапорта, изучение новых инструкций, проведение совещаний разных уровней и прочая текущая деятельность.
Прошло ещё несколько ночей, прежде чем сидящие в одной из засад разведчики услышали со стороны дачных домиков треск ломаемой мебели, а внутри домика увидели метающийся луч фонарика. С одной стороны это их обрадовало и мобилизовало к действию, а с другой стороны удивило: «Как же они просмотрели прохождение преступников к домику и проникновение в него?» Приблизившись, они затаились, ожидая выхода преступников, чтобы произвести задержание. Сколько было преступников они не знали, но, судя по голосам, не менее двух. Отбросив мысли об опасности, они сосредоточились в своей решимости выполнить приказ – преступников задержать! Они много раз отрабатывали приёмы задержания на тренировках и овладели этой техникой до автоматизма. Помимо этого каждый из них обладал недюжинной физической силой. Поэтому эти парни были уверены в себе. Когда в дверном проёме домика показалась тёмная фигура, разведчики набросились на неё!
Однако, не тут - то было! Вышедший из домика человек, по - звериному рыча, разбросал их как котят, успев при этом нанести им удары громадными кулаками. Разведчики вновь и вновь бросались на человека с целью задержать его, но отлетали, отброшенные его мощными ударами! Силы их слабели, но задержать преступника не удавалось. Наконец, один из разведчиков изловчился и нанёс ему несколько ударов палкой по голове! Лишь после этого преступника удалось свалить и связать! Под тёмной одеждой у него оказалась форма военнослужащего Советской Армии. Да, это оказался солдат одной из частей нашей дивизии!
Пока его доставляли в часть он отборно ругался, нецензурная брань так и лилась из него потоком, а, представ перед командирами, повёл себя настолько нагло, что заявил, будто, находясь самовольно за пределами части, шёл мимо садовых домиков, никого не трогая, как вдруг подвергся нападению разведчиков, от которых защищался, при этом обвинил их в том, что они, якобы, отобрали у него наручные часы. Он требовал, чтобы его освободили, отдали часы, иначе угрожал жаловаться во все инстанции. От такой наглости разговаривавшие с задержанным командиры просто опешили. Уже рассвело. Наступил день. При осмотре дачного домика, из которого вышел ночью задержанный, оказалось, что внутри всё разворочено так же, как было в предыдущих случаях краж. Соучастник задержанного сбежал, а на искренность задержанного нечего было и рассчитывать. Командиры почувствовали себя в тупике. Операцию спланировали и провели правильно, преступника задержали, но как доказать его вину? Не отпускать же его?
Обсудив, пришли к выводу – на этой стадии необходима помощь специалистов, владеющих методикой доказывания вины. И тогда обратились в органы военной прокуратуры, которые в этой дивизии представлял я.
Как мы сохраняли лицо Советской Армии в глазах пограничников ГДР.
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться130.06.2013 09:54:38
Поделиться230.06.2013 09:56:30
Командование дивизии пошло на этот шаг сознательно, причём их не остановила даже перспектива учёта за дивизией преступлений, если вина задержанного в кражах будет доказана. Захваченные стремлением задержать преступников и, справившись с первой частью задачи, они теперь хотели полной победы – найти и задержать второго участника краж, доказать вину обоих, добиться их осуждения и положить конец сериям краж, беспокоящих их товарищей по оружию – пограничников ГДР.
Кроме того, командование дивизии беспокоило и то, что остававшийся на свободе второй преступник ( скорее всего тоже военнослужащий дивизии ) с целью избежать задержания и уйти от ответственности за совершённые преступления может решиться на отчаянные меры – завладеть оружием, боеприпасами, скрыться и, преодолев границу, уйти на Запад. При совершении таких действий могут пострадать люди – и советские военнослужащие, и пограничники ГДР, и просто местные жители.
Мне была представлена полная информация о прошедших событиях с предложением сейчас же доставить в кабинет к следователю задержанного для допроса. Офицеры наивно ( и в этом нельзя их винить ) полагали, что, если задержанного станет допрашивать следователь, то он сразу даст правдивые показания. Но я не разделял их оптимизма. Более того, я понимал, что, если задержанный уже занял позицию – ничего не признавать и, узнав по описанию его поведения, что человек этот упрямый и лживый, то при допросе его мной, он будет придерживаться своей позиции, а заставить его изменить поведение можно только путём сбора доказательств его вины, и путь к этому лежит только через установление второго соучастника краж, получение от него правдивых показаний, изъятие похищенного имущества.
Поэтому от немедленного допроса задержанного я отказался, а обратился к вопросу о месте содержания задержанного. По мнению командования содержание его на войсковой гауптвахте было нежелательным, поскольку: во – первых, создавались условия для нападения задержанного на лиц из состава караула, завладения оружием, боеприпасами и совершения побега; во – вторых, через военнослужащих караула преступник мог связаться с не задержанными пока ещё своими соучастниками, передать им информацию, препятствующую установлению истины, а возможно и направленную на организацию побега.
С этим мнением командования нельзя было не согласиться, да, кроме того, у меня уже зрел план получения сведений о скрывшемся соучастнике преступлений непосредственно от самого задержанного.
Такой способ используется при оперативной работе в правоохранительных органах, а, благодаря средствам массовой информации, кинофильмам, он стал общеизвестным – это преднамеренное помещение в камеру к преступнику своего человека (агента), общаясь с которым преступник по неосторожности сообщит обстоятельства, имеющие значение для следствия, а сосед по камере передаст эти сведения следователю.
Агента, как такового, у меня, следователя прокуратуры, не было, поэтому на эту роль нужно было подобрать такого военнослужащего, который по своему статусу соответствовал бы задержанному – привлекался бы к уголовной ответственности за аналогичные преступления – кражи и сам был бы заинтересован в исполнении этой роли, отнёсся бы к этому делу со всей ответственностью.
И здесь я подумал о Людвигслусте – небольшом немецком городке, расположенном от Перлеберга в 40 километрах. В этом городке дислоцировался мотострелковый полк нашей дивизии, и в этом полку я работал на тот момент по уголовному делу, расследуя совершённые военнослужащими этого полка многочисленные кражи на предприятиях, в учреждениях и домах жителей этого города.
Здесь я вынужден отвлечься, описав криминогенную обстановку в этом полку. Командир полка полковник Диденко – уверенный в себе офицер принимал волевые, грамотные решения, был на хорошем счету у командования. Полк на проверках получал хорошие оценки.
Но была и оборотная сторона медали, до поры, до времени скрытая, не заметная для командования – в части сформировались группы нарушителей воинской дисциплины. Пользуясь отсутствием должного контроля за личным составом, эти военнослужащие под покровом ночи покидали территорию части, уходили в город и совершали преступления, развлекались. Так продолжаться бесконечно не могло, и… гром грянул!
В полицию города Людвигслуста обратилась сотрудник полиции секретарь начальника Криминальной полиции с заявлением об изнасиловании её и грабеже военнослужащими Советской Армии.
Это была молодая, статная женщина. Она рассказала, что трое одетых в гражданскую одежду преступников проследили, когда она возвращалась домой, зашли вслед за ней в квартиру, изнасиловали и, похитив из квартиры деньги и драгоценности, скрылись. Судя по фразам, которыми обменялись между собой преступники, женщина поняла, что эти парни русские, а их возраст и причёски позволили предположить в них военнослужащих.
Помимо мотострелкового полка в городе и вблизи были дислоцированы и другие наши воинские части. Было очень непросто среди сотен и сотен военнослужащих в течение двух суток разыскать преступников, но ( как восклицают герои американских фильмов ) мы сделали это! Все трое являлись военнослужащими этого полка. Фамилии двух из них я помню до сих пор – Пчела и Ахмеров.
Ни один из трёх подозреваемых в изнасиловании и грабеже не сознался, и были приняты экстренные меры для сбора объективных доказательств их причастности к изнасилованию. Было установлено, что после совершения изнасилования в течение двух суток ни один из них не мылся, что говорило в пользу того, что на их нижнем белье могли сохраниться соответствующие для таких преступлений следы. Поэтому, невзирая на то, что день давно угас, и город погрузился в ночь, был срочно подготовлен санитарный автомобиль УАЗ-452, всём трём подозреваемым связали за спиной руки и под вооружённой охраной повезли их за 200 километров в город Потсдам, где располагались судебно – медицинские и криминалистические экспертные учреждения ГСВГ. Приехали мы туда уже в четвёртом часу ночи, но о нашем приезде знали – в окнах этого старинного, величественного особняка у входа горел свет. Нас приняла кандидат биологических наук, имеющая свои разработки именно в области исследования доказательств по делам об изнасиловании. Она провела необходимое обследование подозреваемых и в своём заключении подтвердила совершение каждым из них с потерпевшей половых актов.
Когда мы собрались уже ехать обратно, то судебно – медицинские эксперты загрузили нам в машину труп военнослужащего, исследование которого они закончили, попросив, чтобы мы доставили труп к месту, где военнослужащий служил до гибели. Воинская часть его располагалась в направлении нашего движения.
Итак, мы опять в пути. Подозреваемые со связанными руками, зажатые по бокам вооружённой охраной, сидят на продольных лавочках в салоне санитарной машины, ноги упираются в лежащий на полу машины труп. От него исходит специфический запах. Настроение мрачное. При следовании по маршруту 5 ( дорога Гамбург – Берлин ), не доезжая города Науэн, машина наша заглохла. Водитель после неоднократных попыток надежду завести двигатель потерял. На трассе никого. Все спят. Так мы и сидели в темноте, в безнадёжно заглохшей машине, пока к нам не подъехал патруль полиции ГДР. Представляете их удивление, когда, заглянув в стоявшую на обочине машину с красным крестом, они увидели наш укомплектованный экипаж: вооружённых военных, трёх солдат со связанными руками и труп. Кое - как мы объяснились.
Никто из нас тогда и мечтать не мог о распространённой сейчас мобильной связи – вот было бы здорово, окажись тогда у нас мобильник! Но всё же счастье нам улыбнулось! От полицейских мы узнали, что в Науэне имеется маленький пост связи наших войск. Я написал записку с нашими позывными ( в управлении дивизии был «Исход» ), и полицейские увезли её. Вскоре они вернулись с ответом на русском языке о том, что сообщение о нас передано. Помощь придёт. И действительно, на удивление быстро к нам приехали два автомобиля, причём в составе прибывших был врач с набором медикаментов и с носилками. Как оказалось, получив через десятые руки информацию о стоящей на трассе ночью без движения машине с вооружёнными людьми и трупом в салоне, командование полка в Людвигслусте предположило, что наша охрана применила оружие, есть погибший, а возможно и раненые, и этим объяснилось такое быстрое прибытие к нам помощи, да ещё и с врачом. Нас благополучно эвакуировали.
Эти несколько суток напряжённой работы по раскрытию преступления лишили меня тогда возможности даже увидеться с семьёй, хотя из Людвигслуста в Потсдам и обратно в Людвигслуст мы проезжали каждый раз через Перлеберг. Тогда я еще не знал, что предстоящей впереди работой следователя буду фактически оторван от семьи и если сложить вместе дни вынужденной разлуки, то они сольются в года, в которые я не долюбил своих близких!
Однако, вернемся к ограблению дачных домиков советскими солдатами. Это уголовное дело разрасталось как на дрожжах: появлялись всё новые и новые данные о военнослужащих полка, ходивших по ночам самовольно в город, стали поступать сведения о совершении ими краж из учреждений и организаций ещё за пол года до изнасилования. Зная пунктуальность полиции, мы принялись запрашивать в полиции документы по этим кражам, и выяснилось удивительное! Оказалось характер совершения краж, следы солдатских сапог - всё говорило о причастности к этому советских военнослужащих, поэтому, согласно заведенному со времен войны порядку, материалы по этим кражам полиция направляла ближайшему военному коменданту советских войск для принятия мер. Однако, с военного времени минуло 30 лет, а за это время многое изменилось. Если раньше комендантом освобождённого города назначались лучшие офицеры, то теперь на эту должность назначали тех, от которых не было пользы в войсках. Так и в нашем случае, когда я стал разыскивать в комендатуре материалы по кражам, то оказалось, что поступившие из полиции материалы военный комендант Людвигслуста просто бросал в шкаф, даже не удосужившись отдать их переводчику для перевода, их скопились десятки, мер по ним не принималось, а преступники, уверовав в безнаказанность, активизировали свою деятельность, продолжали ночами уходить в город, совершать кражи и в конце - концов совершили более тяжкие преступления – изнасилование и грабёж.
Видимо, в других местах ГСВГ были допущены аналогичные нарушения, так как вскоре порядок передачи из полиции документов о совершённых преступлениях был изменён – документы стали направляться в централизованном порядке только в военную прокуратуру ГСВГ. Там они изучались и передавались в соответствующие военные прокуратуры.
В нашем же случае, чтобы ускорить перевод скопившихся в комендатуре материалов о кражах, вынуждены были создать группу переводчиков, прикомандировав их из разных мест.
В ходе расследования выяснилось, что в некоторых кражах принимал участие сержант Егоров. Он раскаялся. Правдиво рассказал об обстоятельствах совершения краж, о своей роли и роли каждого из участников, однако затем совершил неожиданный поступок – находясь после допроса в кабинете комендатуры под наблюдением сержанта одной с ним воинской части, вдруг схватил стоявшую пустую бутылку и нанёс ею удар этому сержанту по голове. Сержант – охранник к счастью не пострадал, но в ответ ударил Егорова кулаком в лицо, причинив тому двойной перелом челюсти. Егоров в очередной раз раскаялся и, желая загладить вину, стал заявлять о желании помочь следствию.
Поэтому при определении кандидатуры – кого подсадить в камеру к задержанному на дачах, выбор пал на Егорова. Для работы с подозреваемым решили использовать камеру для задержанных в комендатуре Людвигслуста. Это помещение находилось в глубоком подвале занимаемого комендатурой старинного особняка, имело прочные дверь и запоры, охранялось вооружённым нарядом.
Для Егорова даже не пришлось придумывать легенду, настолько всё у него было правдоподобно: самоволки, кражи, нанесение удара охраннику и в подтверждение этому – скобы на челюсти. После соответствующего инструктажа Егорова обоих военнослужащих поместили в камеру задержанных, и… началось ожидание.
На третий день мне позвонил дежурный по комендатуре и доложил о желании Егорова встретиться со мной. В беседе Егоров поведал, что единственное, что ему удалось узнать от сокамерника – это то, что убежавший с дачи участник кражи - солдат из кочегарки комдива. До этого я не интересовался, где живёт командир дивизии, но вот и пришло время удовлетворить этот непраздный интерес. Как оказалось, на территории военного городка в Перлеберге командир дивизии с семьёй проживал в отдельном особняке. Отапливался особняк автономно из расположенной в подвальном помещении кочегарки, а истопником являлся солдат.
На следующее же утро я пришёл в кочегарку, встретился с истопником и провёл с ним беседу, используя тактику повышенной осведомлённости. Солдат рассказал, что многократно вместе с уже задержанным сослуживцем, пользуясь бесконтрольностью командования, уходил ночью за пределы военного городка, совершал кражи из дачных домиков пограничников ГДР. Здесь же на моих глазах он отодрал листы фанеры, облицовывавшие стены кочегарки и из имевшихся там ниш достал похищенные с дач вещи, навалив их целую гору, а, кроме того, составил список вещей, уже проданных им сослуживцам в автобат, хоз. взвод и в другие подразделения. Я не стал лично сообщать комдиву о раскрытии этих преступлений и его участниках, чтобы не ущемлять самолюбие офицера – это сделали другие. Сам же исполнил прямые свои обязанности следователя – подробно допросил солдата – кочегара, провёл с его участием следственные эксперименты, в ходе которых он указал с каких дачных домиков какое имущество они похищали.
Присутствовавшие при этом владельцы дач – пограничники ГДР убедились, что данное командиром дивизии обещание положить конец кражам и погромам выполнено, преступники задержаны, при осмотре изъятого они узнали своё имущество, которое в дальнейшем им было возвращено.
Таким образом, доверительные отношения между военнослужащими братских стран были восстановлены!
В завершение могу ещё сказать, что при изучении личности задержанного стало известно, что для прохождения военной службы в ГСВГ он был направлен ошибочно, поскольку до призыва на военную службу привлекался к уголовной ответственности за совершение краж, содержался в связи с этим в следственном изоляторе, а с такими моральными качествами он направлению для военной службы за границу СССР не подлежал.
В период предварительного следствия он виновным себя в совершении краж не признавал и лишь в конце следствия, увидев в уголовном деле фотографии со следственных экспериментов, на которых его соучастник показывал места совершения краж, увидев изъятое похищенное им имущество, понял, что дальнейшее запирательство потеряло смысл, виновным себя признал и дал подробные показания об обстоятельствах совершения им преступлений. Военным трибуналом оба участника краж были осуждены.
Так закончилась эта непростая история, которая началась на одной из праздничных встреч, называемых нашими немецкими друзьями «Фройндшафт», что по-русски означает «Дружба».
Поделиться330.06.2013 10:03:54
Ночлег в лётном полку ННА
Воспоминания на тему взаимоотношений военнослужащих Советской Армии и ННА. Однако определяющим в этом рассказе я хотел бы выделить скромность, воспитанность нашего простого, русского солдата, его заботу о том, чтобы не уронить престиж Родины!
Время действия: 1979 - 1980-е годы. Я, следователь военной прокуратуры 2-й танковой армии, вместе с переводчиком служащим СА Михаилом Барыкиным (Миша, если прочтёшь этот рассказ, то прими от меня и других офицеров нашей военной прокуратуры большой привет и благодарность за оказанную тобой помощь в общении с немецкими гражданами и представителями власти) для расследования обстоятельств дорожно-транспортного происшествия выехали в район города Гарделеген округа Магдебург. Там произошло столкновение автомобиля обслуживаемой нами воинской части с легковым автомобилем «Волга» ГАЗ-21, принадлежавшим гражданину ГДР - прапорщику расположенной в том районе лётной воинской части ННА.
Для поездки командованием одной из воинских частей СА гарнизона Перлеберг мне был выделен автомобиль ГАЗ-66, управляемый нашим солдатом. Расстояние было немалым, и пока мы добрались до места, выполнили основную часть работы, стало темнеть. У работавших с нами работников дорожной полиции закончился рабочий день, и с этим не считаться было нельзя. Завершение работы было решено перенести на следующий день, и полицейские уехали. На месте остались лишь потерпевший немец- военнослужащий ННА, да мы с переводчиком и солдатом-водителем. Обычно в таких случаях я ехал в ближайшую нашу воинскую часть и, независимо от подчинённости, устраивался там на ночлег, размещал машину и солдата-водителя. Однако вблизи наших воинских частей не было, а разместиться на ночлег нужно было недалеко, чтобы утром продолжить работу с дорожной полицией.
К тому времени я уже знал, что прапорщик ННА служит в дислоцирующемся недалеко авиационном полку ННА, и у меня мелькнула мысль: «А не переночевать ли нам в этом полку?» Возникшей идеей я поделился с Мишей переводчиком и с его помощью стал выяснять у прапорщика возможность и условия ночлега в его воинской части. Оказалось, что на территории лётного полка ННА имеется гостиница, в которой останавливаются приезжие военнослужащие ННА, но разрешение на это даёт командир полка.
Окрылённые надеждой мы прибыли к воинской части ННА, прапорщик оставил нас и вскоре вернулся, сообщив, что разрешение на размещение нас на ночлег получено.
Меня и переводчика разместили в гостинице воинской части, машину нашу поставили в парк под охрану немецких солдат, а нашего солдата - водителя определили в спальное помещение (казарму) к солдатам ННА. Поужинали мы купленными в магазине продуктами, после чего солдат наш ушёл ночевать в определённое ему место в казарме.
Однако не прошло и получаса, как солдат вернулся в гостиничный номер и попросил меня:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите мне переночевать в машине. У меня там есть гамак, я развешу его в кабине и там посплю.
- Почему ты не хочешь спать в казарме? – спросил я, - может к тебе там плохо отнеслись? Что случилось?
Солдат, смущаясь, рассказал, что немецкие солдаты отнеслись к нему приветливо, играли на гитаре и даже предложили пиво, показали выделенную ему для отдыха койку.
Но он увидел, что под кителями на них надето белоснежное нижнее бельё. Представив, что ему тоже нужно будет снять обмундирование и остаться в нижнем белье на виду у солдат дружественной нам армии, он вдруг с ужасом понял, что делать это он ни в коем случае не должен, так как нижнее бельё на нём землисто - серого цвета, не отличается чистотой. Это может вызвать недоумение у солдат ННА, и в их глазах авторитет нашей армии может пошатнуться. Именно по этой причине он настойчиво просил не отсылать его в казарму, а разрешить переночевать в машине, заверяя, что там он даже лучше отдохнёт.
Сам прошедший срочную военную службу и тяготы её знавший не понаслышке, я за нашего солдата проникся гордостью!
Желая убедиться в существовании условий для его отдыха, я прошёл с ним к машине и, подождав пока гамак был разобран, подвешен, и солдат забрался в него, я оставил его отдыхать.
Утром следующего дня, когда я, переводчик и водитель собрались в нашем номере гостиницы, пришёл потерпевший – прапорщик и, приветливо улыбаясь, поинтересовался как мы отдыхали, выложил на стол горячие булочки, разлил по чашкам кофе. За завтраком мы узнали, что булочки испекла супруга прапорщика и передала их нам с наилучшими пожеланиями.
Мы признали, что таких вкусных булочек мы никогда до этого (и, как выяснилось, и позже) не пробовали.
Фамилия и имя солдата-водителя в моей памяти не сохранились, но обстоятельства этого события помню так, как будто это произошло вчера…